Демоны в Ватикане - Страница 113

113

– Это ведь золото? – недоверчиво спросил он, покачивая колбу туда-сюда. – Жидкое золото?

– Иного я от тебя и не ожидал, Сардо. Я знал, что ты сообразишь с первого взгляда.

– А чего вы так таращитесь-то? – не понял я. – Что, никогда расплавленного золота не видали?

– Твой друг – не естествоиспытатель, Сардо, – искривил губы в усмешке алхимик. – Он не понял, что это золото вовсе не расплавлено. Для того, чтобы просто расплавить золото, совсем не требуется алхимический горн – достаточно обычного кузнечного.

– И в чем же тут тогда прикол? – полюбопытствовал я.

– Это настоящий прорыв в алхимической науке, – охотно ответил хозяин дома, забирая у эльфа колбу. – Известно, что золото состоит из взаимно притягивающихся частиц. Назовем их сумму первым соединением, сумму их сумм – вторым, сумму сумм сумм – третьим. И так далее. Ртуть и царская водка могут проходить через поры между частицами последнего соединения, но не через иные. Если бы растворитель мог проходить через другие соединения, иначе, если бы можно было разделить частицы золота первого и второго соединений, то золото сделалось бы жидким и текучим. Если бы золото могло течь, то оно могло бы быть превращено в какое-нибудь другое вещество. Ты понимаешь мою мысль?

– Кажется… – неуверенно ответил я. – Если я правильно разобрался в терминах, то это… это что же, расщепление атомного ядра?!

– Я не совсем понимаю, о чем ты говоришь… – теперь задумался уже алхимик. – После долгих исследований я наконец нашел способ разделить частицы золота – эврика, Сардо! – оно стало жидким и текучим, оставаясь при этом совершенно холодным. Чувствилище Божье приоткрыло нам еще одну из своих тайн, и теперь исследования переходят в совершенно новую стадию!

– Расщепление атома… – прошептал я, глядя на седого ученого с благоговейным ужасом. – Расщепление атома на лабораторном столе… в семнадцатом веке… охренеть можно!

– Сардо, кто этот монах? – с беспокойством посмотрел на эльфа алхимик. – Он говорит загадочные вещи.

– Позвольте представить вас, – мягко улыбнулся кардинал. – Исаак, это Олег. Он не монах – это то самое удивительное существо, которое доставил в Ватикан отец Роже. Олег, ты не мог бы…

Я молча снял капюшон, открывая трехглазую харю с огромной пастью и полукруглым гребнем на макушке.

К чести ученого надо сказать, что он даже не дрогнул. Лицо на мгновение окаменело, но потом на нем проявился какой-то неописуемый восторг.

– Демон! – восхищенно округлились глаза алхимика. – Живой, настоящий демон! В моей лаборатории! Поразительно, Сардо, просто поразительно! Я сам ожидал показать тебе нечто поразительное, но – признаю! – ты поразил меня куда сильнее! Но что же мы стоим? Присаживайтесь, присаживайтесь! Служанка отправилась за продуктами, но должна вернуться с минуты на минуту… если, конечно, не заболталась с кумушками на рынке. Надеюсь, вы останетесь у меня на ужин?

– Разумеется, Исаак. Мне будет крайне любопытно выслушать рассказ о твоем последнем исследовании. Олег, позволь представить тебе моего друга – сэр Исаак Ньютон из Линкольншира.

Я вторично офигел. Ньютон! Живой Ньютон во плоти! Стоит прямо передо мной и распинается о алхимических ядерных реакциях!

Через полчаса мы уже разговаривали о всякой всячине за холодной телятиной. Сэр Исаак Ньютон оказался человеком любознательным и словоохотливым – он увлеченно рассказывал о своих изысканиях и столь же увлеченно расспрашивал меня. О многом расспрашивал, но больше всего – о ядерной физике. Жаль только, что мои собственные познания на этот счет относительно скромны. Я мало что сумел поведать – разве что терминологию двадцать первого века. Понятий «атом», «молекула», «ядро» и прочих Ньютон, конечно же, не знал, заменяя их бесхитростными «первое соединение», «второе соединение», «третье соединение».

Как оказалось, наш хлебосольный хозяин и в самом деле добился кое-каких успехов в этой области. Ему изрядно помогли познания ромецианских чародеев – объединив науку и магию, оказалось вполне возможным осуществить «холодное» расщепление атома. Без ядерной реакции. Без загрязнения окружающего пространства. Без опасности для жизни.

– Алхимическими опытами я занимаюсь с ранней молодости, – рассказывал Ньютон. – Очень много использую ртуть, из-за чего уже к тридцати годам поседел. Но это того стоит, поверьте мне.

Однако каково же было мое удивление, когда я выяснил, что в этом мире великий ученый не совершил того главного, за что его помнят в нашем – не открыл закона тяготения. В свое время он некоторое время занимался этим вопросом, но потом его больше увлекла алхимия.

– А в вашем мире было наоборот, – сообщил Рабан. – В вашем мире Ньютон выбрал физику. Натуральную философию, как ее здесь называют. Алхимией он тоже занимался в свободное время – в том числе пытался расщепить молекулу золота – но так ничего и не добился. А тут, как видишь, уделил больше внимания алхимии и таки сумел. Гений, что тут еще скажешь?

Немало удивило меня и то, что Ньютон, оказывается, кроме алхимии занимается еще и богословием. Глубоко верующий человек, он написал множество трудов на теологические темы. И этими своими достижениями он очень гордится – рассказывает о них с превеликим воодушевлением. Я, честно говоря, раньше и не подозревал, что христианское богословие – настолько сложная и проработанная наука.

«А в нашем мире было так же?» – мысленно спросил я.

– Конечно, патрон. Ваш Ньютон тоже был прежде всего богословом, а уж потом естествоиспытателем. Физика для него была делом второстепенным, малозначительным.

113